БАЛАНС

http://articulationproject.net/9166

Людмила Логинова Казарян. Стихотворения. Дневник 2011–2020.
Тарту, «Диалог», — 2020 г., 136 с. 

Быть нормальным немодно. Уже давно — в явном виде, наверное, со времён европейских романтиков. Хотя и раньше «священным безумием» филидов, берсерков, оракулов и прочих юродивых окружающие скорее восхищались — на безопасном расстоянии, конечно. Рациональнейший Платон, как известно, оглашал поэтов безумцами, восхвалял их и требовал изгнать из правильно устроенного государства. В краях постсоветских быть нормальным немодно два раза или больше. Ещё при поздних коммунистах определение «средний советский человек» отдавало безнадёгой, а с приходом рынка средние советские пострадали сильней всех. Изворотливые комсомольцы устроились неплохо, для богемы мало что изменилось: только за тунеядство перестали сажать.

По мере успокоения ситуации стало полегче, но уж слишком явным оказался видимый предел благополучия. Квартирка в ипотеку лет на двадцать, фордик тоже в кредит и, допустим, краткий отпуск в Турции. Оттого население, чуть глянув на перспективы, невзлюбило, как недавно сформулировала одна интересная писатель и журналист_ка «…всю эту банальщину про то, что жить надо честно, трезво, этично, рационально, что надо брать ответственность, развиваться, добиваться, трудиться на благо человечества. Вот эту всю пошлятину про то, что надо правильно питаться и позитивно мыслить, строить со всеми гармоничные, а не какие-нибудь там невротические отношения, делать карьеру, быть амбициозной, целеустремленной, думать о будущем¹».

На фоне маргинальности как мейнстрима декларативная нормальность смотрится вызовом². Тем более — в случае поэта. Но Людмила Казарян пишет в автопредисловии: «Я в первую очередь всё-таки носитель трезвого, дневного сознания – и знанием считаю только то, что экспериментально подтверждено. Пусть кто-то повторяет зады массового сознания вроде «все болезни – от нервов» – с конкретной болезнью я обращусь к специалисту. А на исповедь пойду к священнику. Он специалист в области религии».

Обратим внимание на видимое противоречие: «трезвое, дневное сознание» автор противопоставляет сознанию массовому. Причём довольно походя, принимая это как данность, не акцентируя внимание на болезненном ментальном состоянии общества. Да и вообще в стихах, открывающих книгу, о каких-либо социальных моментах речи нет. Скорее, преобладает внечеловеческое: 

***
однажды меня не было
маятник скользил по дуге
солнце играло паутинкой
деревья роняли вчерашний дождь
суставчатые
шестиногие
шуршали в траве
секунды
без меня 

Книга, напомним, имеет подзаголовок: «Дневник 2011-2020». И по стихотворениям первой части сборника кажется, будто в строке «однажды меня не было» первое слово избыточно. Автор, скорее, появляется на короткие мгновения. И такие моменты существования определены сугубо через взаимодействие с живой или менее живой природой: 

***
Стою на мосту. Играю в гляде-
лочки с бликами на воде.
5.08.12

Текст стихотворения мы привели целиком, без купюр и сокращений.

Вторым базовым способом взаимодействия поэта с действительностью оказывается факт, отмеченный в краткой аннотации к сборнику: «Творчество Людмилы Логиновой Казарян пронизано ссылками и аллюзиями на литературу прошлого и поэзию современных авторов». На мой взгляд, попытки сообщения с предшественниками, явленные на первых страницах лирического дневника, составляют наиболее слабую часть книги. 

***
Куда ты собрался, и что это за причуда?
Все знают: бегут не куда-то,
бегут отсюда.
Бегут от себя самих,
от страха, от блуда,
от тех и от других –
… 

Корни высказывания понятны, но с авторской песней или с поэтами-шестидесятниками затевать турнир бессмысленно: у них про всё сказано слишком много, слишком впрямую и слишком мелко разобрано, чтоб начать словесно-смысловой матч с непредсказуемым результатом. А играть на их поле по их правилам — заведомое поражение.

Работа автора с падонкаффским сленгом, ещё сохранявшим популярность в 2011-12 гг., или с довлатовским «абанаматом» интересней, да и воспринимается теперь ностальгически. Но всё же достаточно долго сборник Казарян остаётся весьма интровертным. Это очень интересно, но когда начинает казаться, что книга, перевалив середину, будет столь же неторопливо и вдумчиво катиться к финалу, происходит метаморфоза. Причём быстрая — за несколько страниц и один год. Разумеется, дневник дневником, но авторский замысел никто не отменял: в книге есть отдельные хитрости с некалендарной расстановкой стихов, хотя хитрости вполне честные, дата написания указана под каждым текстом с точностью до дня. И очень заметно прогрессирующее снижение числа стихотворений от 2012-го года к 2015-му. А в первой половине 2016-го их нет совсем. Мы не будем додумывать за автора: вполне возможно, тот период был вполне плодотворным, а публике представлена лишь малая часть трудов.

Но, так или иначе, а стихов 2017-го года много больше. И стихи становятся совершенно иными. Да, продолжается не всегда удачный диалог с поэтами предшественниками: «Стыд и совесть — это разные вещи…» – но появляются куда более интересные аллюзии на современных авторов — прежде всего на Игоря Караулова и Виталия Пуханова. Сохраняются отсылки к мировой классике и масскульту в диапазоне от Кота в сапогах до Звёздных войн, однако характер подобных отсылок очевидно меняется: 

Попаданец

Ему не страшен ни гунн, ни вандал,
ни аргусы, ни сатиры –
он пару раз уже попадал
на бабки и на квартиру.

Строчи, пулемёт, раззудись, плечо –
за землю, царя и веру!
В мирах инишных всё нипочём
военному пенсионеру.

…У церкви по-над Москвой-рекой
один пожилой магаданец
сидит с протянутою рукой.
Наверное, попаданец.
13.02.2018

Тут очевиден момент отстранённого и остраняющего восприятия. В самом деле, проще считать случайно увиденного человека с неудавшейся и несложившейся жизнью кем-то вроде шпиона из другого времени: он тут просто на задании, а так у него всё неплохо. Да и все мы — игрушки, об этом ещё в песенке из кажущегося через годы милым советского детства сами же пели: 

<…>
(сделаны наши девчонки)
девочке за пятьдесят
девочка вечером
приходит в хоспис
живой скелет
проглотив пару ложек
хватает её за руку
шепчет
побудь со мной
не уходи
(из платочков из цветочков
из шоколадок из переглядок)
25.07.2017 

Снова скажем: жанр дневника, предназначенного для публикации, а тем более — дневника поэтического, следует воспринимать как воплощённый авторский замысел, а не как последовательное отображение реальных событий. Поэтому фактологическая основа следующего стихотворения для читателя менее реальна, нежели результат её художественного осмысления: 

***
Мама меня, наверно, решила свести с ума:
ползает по коридору, моет полы сама.
– Мама, зачем ты, мама? Дай, я сама могу,
да брось уже эту тряпку! Ну ладно – дай, помогу!
Мама, зачем ты это – как можно в твои года –
или ты это нарочно? А где ты была,
когда я без тебя растила внуков твоих?
Они давно уже стали взрослыми –
хочешь – пойди, взгляни!

Мама, да брось эту тряпку – где ты всю жизнь была?
Ты же была в больнице.
Ты же там умерла. 

Постепенно от текста к тексту, от даты к дате делается яснее высказанная в самых ранних стихотворениях книги позиция — чуть сбоку от мира. Взгляд через призму неживой природы. Формально неживой: отчего-то ведь хрустальная ваза не захотела ехать в новую квартиру, расколовшись пополам? Может, хозяйку предупреждала, а может — у хрупких и неупругих свои резоны. Живые, но бессловесные твари чуть понятнее. Котиком можно стать, хотя бы на секунду. И понять, что человеческая улыбка с котиковой точки зрения мало отличается от собачьего оскала.

Ещё можно попасть в сказку и благодаря опыту, приобретённому в жизни тутошней, понять, что для эффективного выживания в Изумрудном городе надо провести ряд манипуляций, обратных нарративу: заменить сердце мешочком с лавандой, набить организм соломой и т.д. Для чего «надо»? А снова: для спокойного восприятия окружающей действительности и сохранения ясности разума. Когда ночных чудовищ можно расстрелять серебряными пулями, они уже и не такие чудовища. Мы уже упоминали Довлатова и сейчас вспомним ещё — очень уж похоже настроение лирического героя «Стихотворений» на мироощущение героя книги «Зона». Не столько на восприятие мира Алихановым, как персонаж назван в книге, сколько на изложенное в письмах самого Довлатова. Там, напомним, охранник, случайно оказавшийся где не надо, подвергается нападению, и спокойно так фиксирует, будто со стороны: «Человека бьют ногами…»

Конечно, избиваемому легче в броне, хотя бы в словесной. А мир любит избивать. Бьёт так сильно, что иногда любой панцирь лопается: 

<…>
Было дело – и я однажды
не к месту и не ко времени
ощутила весь ужас бытия.
Я тогда торговала цветами,
подвешивала корзинку
с оазисом –
и вдруг накатило…
25.09.2017 

Безумие окружает нас всех и домогается каждого. Но в случае поэта Казарян это ласковое, нестрашное такое безумие. Смягченное множественным восприятием сущего. Поэтому книга удалась в том числе и композиционно: от прорисовки деталей довольно тихой реальности в первых стихах к методам борьбы с демонами этой реальности ближе к финалу. Иными словами — цельность замысла, говорящая о цельности мира. А, стало быть, слова о «трезвом, дневном восприятии» есть не только декларация, но и воплощение оной. 

_________________ 

¹ Марина Ярдаева. Маньяки нормальности. О том, почему люди боятся жить неправильно. Газета.ру 22.04. 2018

² Отметим важный момент, усугубляющий различие между условно западным и «нашим» мировосприятием. На Западе, как минимум со времён джаза, в культуре существует два разных понятия: «mainstream» и «middle of the road» — «середина дороги; ни то, ни сё». Первое из них означает скорее «главное направление поисков» — не зря же «stream». А второе да, подразумевает попсу. Условно говоря, «Имя розы» Умберто Эко или «Between the buttons» Роллингов были мейнстримом, а <подставь имя эпигона> — той самой «серединой дороги». Отсутствие у нас явных различий между попсой и коммерчески успешным, но качественным продуктом (за почти полным отсутствием второго) определяет отечественное смешение терминологий.