Тервонен: все отмечали Рождество, а я придумывала убийства

Случилось так, что разговор о только что вышедшей книге прекрасного поэта и переводчика Марины Тервонен «Инспектор Добротный и его женщины» мы вели если не в ночь под Рождество, то во всяком случае в вечер православного Рождества.

Борис Тух

stolitsa@tallinnlv.ee

Инспектор Добротный – герой всех пяти новелл сборника; он окружен женщинами, которые то просят его распутать преступления, ставящие под угрозу их жизни и благополучие, то помогают ему, а то и сами совершают преступления, порою очень жестокие: одна из преступниц надменно заявляет: «Что ты знаешь о пламени, бушующем на дне моего ада?».

История появления на свет этих новелл заслуживает, чтобы рассказать ее.

Первая из них, «Ангел на земле», публиковалась в конце прошлого тысячелетия в еженедельнике «Вести – Неделя плюс». Новелла позиционировалась как сочинение некой пани Стефании Сухаржевской в авторском переводе Марины Тервонен.

Автор вершит судьбы героев

– Марина, давайте вспомним, с чего все началось.

– C моей стороны это было абсолютным творческим хулиганством. Я совершенно сознательно косила под страшно популярную тогда Иоанну Хмелевскую; отсюда все эти польские имена, псевдопольский антураж, псевдоним «Стефания Сухаржевская» (это фамилия моей мамы); в то время к женским детективам относились, мягко говоря, снисходительно, если не сказать саркастически.

– Да, тогда женщины, сочинявшие детективы, высыпали, как, простите, грибы после дождя. Помню, в интервью с Александрой Марининой я напомнил ей ахматовское: «Я научила женщин говорить. Но Боже, как их замолчать заставить!», и спросил, не чувствует ли она себя ответственной за этот бурный поток, на что Маринина ответила: «Нет, я человек безответственный».

– А я вроде бы серьезный поэт и переводчик, и для меня негоже заниматься таким легким жанром, вот и взяла псевдоним. Чтобы не позориться. Но проза такое дело – затягивает. И после первой повести появилась вторая. Я не планировала этого, но в течение нескольких лет эти сюжеты приходили ко мне всякий раз под Рождество, и когда все народонаселение праздновало, я сидела и корпела над убийствами. И увлеклась, потому что проза – прекрасная возможность вершить судьбы героев, чувствовать себя творцом. Когда приходит сюжет, кажется, что он нависает на тобою, как облако, и надо сесть и написать. Иначе он уйдет с концами навсегда.

А кроме того, есть возможность вкладывать свои мысли в уста моих героев – всех понемножку. И каждый раз, когда, вроде бы, дело двигалось к финалу, вдруг сюжет выкидывал такие коленца, что все происходящее уходило в неожиданную для меня сторону.

Позже всех возникла стоящая в книге второй новелла «Загадка запертой комнаты».  Один коллега задал мне вопрос: «А ты могла бы написать про убийство в закрытой комнате?». «Конечно, нет, – ответила я. – Это ж как надо ухитриться!». Но мысль об этом так и застряла в моей памяти, и я в конце концов придумала это убийство.

Он – странник!

– Композиция книги такова, что характеры и мотивы постепенно усложняются. И от типичного для детектива вопроса whodunit, кто это сделал, мы с каждой следующей новеллой все больше приближаемся к вопросу, почему это произошло, какие мотивы руководили поступками. То есть от истории преступления и его раскрытия мы все равно приходим к человековедению.

– Человековедение – конечно! Причина всего в человеке. У моего героя инспектора Добротного накапливается опыт наблюдения над людьми, он по натуре склонен к анализированию и постепенно создает некую систему. Как мисс Марпл у Агаты Кристи. Как врач диагностирует больного, так и моему инспектору достаточно найти один-два симптома, чтобы догадаться, куда ведет человека его характер и на что он способен.

– В первой новелле инспектор был привязан к какой-то очень условной западнославянской стране, судя по именам А дальше он у вас становится странником по всей Европе и появляется там, где в нем возникает необходимость.

– Да, он вообще-то странник. От меня как-то потребовали, чтобы я дала ему подробную биографию, объяснила, почему он ведет себя так или иначе, и я придумала, почему он получил возможность передвигаться по Европе. По службе его перевели в аналитический отдел, он получил возможность работать дистанционно, а он давно мечтал путешествовать – и смог, наконец, сделать это. Это очень все условно. Действие разворачивается по законам виртуальной игры. Игрок, выполняя задание, поднимается на следующий уровень. Вот точно так же передвигается мой инспектор. Конечно, с реальной жизнью это не имеет ничего общего. В реальности преступление не раскрывается за одни сутки.  А у меня – раскрывается.

– Шерлок Холмс говорил: «Преступление на одну трубку». Великий сыщик раскрывал такие дела за время, которое требуется, чтобы раскурить трубку.  Мне вспомнилось это потому, что на обложке книги – кстати, с большим вкусом оформленной – инспектор Добротный похож на Холмса. А каким вы его видели?

– Он в меру обаятелен, хорошо сложен, все в нем гармонично. Человек он контактный, мягкий, очень позитивный. Он понимает свою миссию – и не отступится, пока не завершит расследование. И женщины очень скоро начинают ему доверять. А если о внешности – внешность приятная, но не броская. Никакого орлиного профиля а ля Холмс.

– Как у типичного разведчика. Или героя серии иронических детективов Натальи Александровой «Лола и Маркиз»: молодой человек приятной, но совершенно не запоминающейся наружности. Но как вы считаете: преступник непременно должен понести наказание?

– Вы меня спрашиваете, как автора?

– Конечно! В противном случае вопрос отпал бы. «Преступник должен сидеть в тюрьме!» – считал Глеб Жеглов. И был прав.

– У меня они все в конце концов наказаны. Но я не чувствую себя убивцем.

Мысль может убить?

– А вам в жизни случалось представлять себе, как вы убиваете не придуманного персонажа, а какого-то реального негодяя?

– На самом деле это нормальный человеческий опыт. Не все, конечно, но довольно много людей через это проходит. Когда появляется в твоем окружении такая личность, которую хочется уничтожить, чтобы избавить других людей от подлостей, которые эта особь непременно еще совершит. Но ты никогда не попытаешься реализовать этот порыв!

– В Евангелии от Матфея сказано: «Всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем». Спроецируем это с седьмой заповеди – не прелюбодействуй, на шестую – не убий.  Если мы вообразили, как убиваем мерзавца или мразь, то в сердце своем совершаем убийство? И уже грешны?

– Как-то в книге, название и автора которой уже не помню, я прочла о четырех стадиях человека, размышляющего об убийстве. Четвертая стадия – это когда человек обдумывает, каким способом убить, это уже неотвратимо. Но нормальный человек до этой стадии не дойдет. Мало кого мне в какой-то момент хочется убить! И есть за что. Но я же никогда этого не сделаю.

– Героиня романа Агаты Кристи «Печальный кипарис» Элинор обвиняется в отравлении соперницы. Она представляет себе, как убивает эту Мэри. И когда Мэри действительно отравлена, Элинор предстает перед судом присяжных. Все – против нее. Когда ей задан вопрос «Признаете ли вы себя виновной?», она долго молчит, прежде чем выдавить из себя «Нет», так как думает: но я же хотела убить… Может ли человек так чувствовать?

– Конечно, может. Когда он попадает в такие сложные ситуации и переживает очень многое. Но бывает и так, что человек создает посыл – и его желание исполняется. Говорят, мысль материальна. И следовательно, мысль может убить.

Преступление в генах

– Мне очень важной кажется ваше утверждение: «Дети реализуют нереализованные чаяния своих родителей, но они и вынуждены разбираться с ошибками тех, кто их породил»

– Это ведь так.

– Преступление может быть запрограммировано в генах?

– Не решусь утверждать, могут ли гены нести информацию такого рода. Но правда состоит в том, что ребенок воплощает то, что родители носили в себе. В материнской утробе он впитывает в себя все. Приведу пример, он не доказан научно, но очень убедительно выглядит. Вспомним очень известную, героическую женщину. Назовем ее W. Ее родители были интеллигентными людьми, многое претерпели от Советской власти, но весь протест оставался в кругу семьи. При дочери они старались не высказываться слишком остро. Но ребенок впитывал всю эту атмосферу. Сказанное и не сказанное.

В девочке зрела энергия протеста. Повзрослев, она становится убежденной диссиденткой. Она готова идти на баррикады, сидеть в тюрьме, рисковать своим здоровьем. Ее учили этому? Нет. Но она черпала эту энергию из всего, что дали ей предки.

– Некоторые ваши героини меня, честно говоря, заставляют содрогнуться.

– Я за моих персонажей не несу ответственности.

– А в одной из них, Анне из новеллы «Одна против четверых подозреваемых», хоть она не только не замешана в преступлении, но даже как-то помогла его раскрыть, сосредоточена такая энергия, что становиться на пути этой девушки опасно.

– Тут речь идет о гендерной проблеме – как женщина и мужчина делят этот мир. Анна не хочет подчиняться мужчинам, быть на втором плане, довольствоваться отведенной ей женской нишей.

Почему – лирический

– Я встречал такое жанровое определение, как иронический детектив. Встречал и остросюжетный детектив, хотя как детектив может быть не остросюжетным. Ваш сборник – лирический детектив. Что это означает?

– Я могла бы отговориться тем, что писательство одна из форм безумия. Человека что-то стукнуло, и он начинает сочинять. Детективы или теории, опровергающие весь опыт человечества. Хотя не так-то много людей, у которых есть что сказать: свое волнение, своя страсть, свои убеждения. Ну а если безумие, то к чему задавать вопросы? Но я отвечу серьезно.

Новеллы, вошедшие в книгу, написаны лет двадцать назад или более того. В совсем другую эпоху. Для истории 20 лет – очень краткий промежуток, но как изменился мир за это время. На всех меридианах и параллелях. Мы живем в мире, из которого вытесняется человечность. Мы живем в ожидании того, как все закончится. И стараемся не называть вещи своими именами. Готовя книгу к изданию, я поняла: это писалось в то время, которое было активным, интересным, насыщенным, когда можно было говорить о теориях и отношениях, философствовать и заниматься человековедением. А сейчас к этому люди не расположены. У них задача – выжить.

И вообще этот сборник детективов – книга о любви. Она создана в то время, когда люди были наполнены любовью. Я люблю всех персонажей, даже самых негативных, потому что они обделены, и я их не пощадила, но мне их жалко: им было многое дано, и как нелепо они растратили свои души.

Поэтому – лирический детектив. Надеюсь, что он будет интересным. По крайней мере забавный. И так как книга – коллективный труд, то я скажу, что благодарна издателю, корректору, художнику. Всем, кто помог появиться ей на свет.